я трачу отвратительно большое количество времени на чтение избранного, что-то надо с этим делать.
я дочитал кундеру, читаю котов-воителей( перечитываю то есть. мои мозги.), и убил сегодня всех зайцев.
а мы съели сегодня кулич и пили малиновую акуру.
и все же элрик буржуй, потому что мы снова спорили про буржуев (а точнее про закрытые дворы у домов и насколько это правильно), и я уверен, что быть надо за того, кто на твоей стороне баррикады. я знаю как-то с детства, что надо любить тех, кто с тобой на одной стороне. если ты ученик - ты против учителей и другие ученики априори тебе ближе. если ты покупатель, то другие покупатели тебе ближе, чем продавцы. и в споре, если ты пассажир, ты за пассажира, а не за контролера. и если я вижу гопника и милиционера, то мне ближе гопник, потому что на месте милиционера я не_буду. значит, он чужой, а гопник - свой, а свой значит хороший.
то есть, конечно, не хороший, и рядом не с милиционером, а кем-нибудь другим он может стать уже на другую полку,но это неважно. я к тому, что элрик считает себя буржуем и, следовательно, выступает за закрытые дворы с чистыми площадками и отбирающие в личное пользование жильцов кусок общей дорожки. а я все не могу донести ему мысль, что он - пролетариат.
впрочем,я - пролетариат, фигурально выражаясь, но ни шинели, ни ружьишка, нет у меня, а жаль.
впрочем мне хорошо. я не чувствую ни озлобленности,то есть такой, сильной и ненормальной озлобленности, так что мне хорошо.
цитаты, много. Кундера. Невыносимая легкость бытия
«Чувство, которое порождает кич, должно быть, без сомнения, таким, чтобы
его могло разделить великое множество. Кич поэтому не может строиться на
необычной ситуации, он держится на основных образах, запечатленных в людской
памяти: неблагодарная дочь, заброшенный отец, дети, бегущие по газону,
преданная родина, воспоминание о первой любви.
Кич вызывает две слезы растроганности, набегающие одна за другой.
Первая слеза говорит: Как это прекрасно - дети, бегущие по газону!
Вторая слеза говорит: Как это прекрасно умилиться вместе со всем
человечеством при виде детей, бегущих по газону! Лишь эта вторая слеза
делает кич кичем.
Братство всех людей на земле можно будет основать только на киче.»
«В обществе, где существуют различные политические направления и тем
самым их влияние взаимно исключается или ограничивается, мы можем еще
кое-как спастись от инквизиции кича; личность может сохранить свою
индивидуальность, художник - создать неожиданные произведения. Однако там,
где одно политическое движение обладает неограниченной властью, мы мгновенно
оказываемся в империи тоталитарного кича.
Если я говорю "тоталитарного", это значит, что все, нарушающее кич,
исторгается из жизни: любое проявление индивидуализма (ибо всякое различие -
плевок, брошенный в лицо улыбающегося братства), любое сомнение (ибо тот,
кто начнет сомневаться в пустяке, кончит сомнением в жизни как таковой),
ирония (ибо в империи кича ко всему нужно относиться предельно серьезно) и
даже мать, покинувшая семью, или мужчина, предпочитающий мужчин женщинам и
тем угрожающий священному лозунгу "любите друг друга и размножайтесь".
«Эта песня умиляет ее, но Сабина к своему умилению не относится
серьезно. Она слишком хорошо знает, что эта песня - красивая ложь. В ту
минуту когда кич осознается как ложь, он оказывается в контексте не-кича.
Теряя свою авторитарную силу, он становится трогательным, как любая иная
человеческая слабость. Ибо никто из нас не представляет собой сверхчеловека,
чтобы полностью избежать кича. И как бы мы ни презирали кич, он неотделим от
человеческой участи.»
«Это было головокружение. Одурманивающая, непреодолимая тяга к падению.
Мы могли бы назвать головокружение опьянением слабостью. Человек осознает свою слабость и старается не противиться, а, напротив, поддаться ей. Опьяненный своей слабостью, он хочет быть еще слабее, он хочет упасть посреди площади, передо всеми, хочет быть внизу и еще ниже, чем внизу.»
«Тереза слушала и верила, что самая большая ценность в жизни - материнство и что оно при этом - великая жертва.
Если материнство - воплощенная Жертва, тогда удел дочери - олицетворять Вину, которую никогда нельзя искупить.»
« Предательство. С раннего детства отец и господин учитель говорили нам,что это самое худшее, что мы только можем представить себе. Но что такое предательство? Предательство - это желание нарушить строй. Предательство -это значит нарушить строй и идти в неведомое. Сабина не знает ничего более
прекрасного, чем идти в неведомое.»
«И снова ею овладела жажда предательства: предать свое собственное предательство. Но если мы предаем Б, ради которого мы предали А, это вовсе не значит, что мы тем самым умиротворяем А. Жизнь разведенной художницы ничуть не походила на жизнь преданных ею родителей. Первое предательство непоправимо. Оно вызывает цепную реакцию дальнейших предательств, из которых каждое все больше и больше отделяет нас от точки нашего исходного предательства.»
«Крайности - это границы, за которыми кончается жизнь, и страсть к экстремизму, в искусстве и политике,
суть замаскированная жажда смерти.»
« Мне кажется, то агрессивное, торжественно строгое "Es muss sein!" втайне уже давно раздражало Томаша, и в нем жила глубокая мечта, следуя духу Парменида, превратить тяжелое в легкое. Вспомним о том, как он в одночасье
отказался от встреч со своей первой женой и сыном или с каким чувством облегчения воспринял разрыв с родителями. Было ли это нечто иное, чем резкий и недостаточно осознанный жест, которым он отбросил все, что представлялось ему тяжелой обязанностью, его "Es muss sein!"?
Тогда, конечно, это было внешнее "Es muss sein!", определенное общественными условностями, в то время как "Es muss sein!" его любви к медицине шло изнутри. Тем хуже. Внутренний императив еще сильнее и потому
тем настойчивее зовет к бунту.»
«Но как только преодолел (пожалуй, за неделю) обескураживающую непривычность своего преображения,
понял вдруг, что вступил в пору долгих каникул.
Он делал вещи, на которые ему было плевать, и это было прекрасно. Он внезапно понял счастье людей (до сих пор он всегда их жалел), занимающихся профессиями, к которым не принуждает их никакое внутреннее "Es muss sein!" и о которых, покинув свое рабочее место, они могут тотчас забыть. Никогда прежде он не знал этого благостного безразличия.»
« Говно - более сложная теологическая проблема, чем зло. Бог дал человеку свободу, и мы можем в конце концов допустить, что он не ответственен за человеческие преступления. Однако ответственность за говно в полной мере
несет лишь тот, кто человека создал.»
«Если еще до недавнего времени слово "говно" обозначалось в книгах отточием, происходило это не из нравственных соображений. Мы же не станем утверждать, что говно безнравственно! Несогласие с говном чисто метафизического свойства. Минуты выделения фекалий - каждодневное
доказательство неприемлемости Создания. Одно из двух: или говно приемлемо (и тогда мы не запираемся в уборной!), или мы созданы неприемлемым способом.
Из этого следует, что эстетическим идеалом категорического согласия с
бытием есть мир, в котором говно отвергнуто и все ведут себя так, словно его
не существует вовсе. Этот эстетический идеал называется кич. "Кич" - немецкое слово, которое родилось в середине сентиментального девятнадцатого столетия и распространилось затем во всех языках. Однако
частое употребление стерло его первоначальный метафизический смысл: кич есть абсолютное отрицание говна в дословном и переносном смысле слова; кич исключает из своего поля зрения все, что в человеческом существовании по сути своей неприемлемо.»
(с) Кундера. Невыносимая легкость бытия»Выложил,умаялся, умиротворился.